Г.М.Герасимов

Начнем с физиологии.

Человек относительно всеяден. Во взрослом возрасте некоторые могут вести вегетарианский образ жизни, однако молодому, растущему организму белки животного происхождения для нормального развития совершенно необходимы. Строение пищеварительного тракта имеет набор элементов, характерных как для растительноядных, так и плотоядных. Причем элементы, характерные для хищников, преобладают. Строение зубов, хотя за время употребления человеком пищи, прошедшей тепловую обработку, вероятно, произошли значительные изменения физиологии, тоже указывают на происхождение человека от хищных предков. Так что по эволюционному происхождению человек, вероятно, хищник. При этом человек принадлежит к общему ряду приматов, которые по своему происхождению растительноядные. Однако многие обезьяны употребляют в пищу насекомых, мелкую живность, а среди некоторых крупных обезьян распространены случаи нападения на более крупных животных, так что мясо временами составляет значительную долю рациона. Поэтому среди приматов переход к хищному образу жизни вполне возможен. Человек в ходе биологической эволюции быстрее других прошел этот путь, сохранив при этом всеядность.

Из общего ряда приматов человека выделяет еще набор весьма разноплановых биологических особенностей. Сокращение волосяного покрова, прямохождение, форма задней конечности. Но все это легко может быть объяснено одним предположением об эволюции человека, в условиях обитания связанных с водной средой. На это же указывают и некоторые другие физиологические особенности. Устройство глаза и носоглотки человека оказывается ближе к водным обитателям планеты вроде тюленя, чем сухопутным. На руках, между пальцами, в отличие от других приматов, присутствуют рудиментарные перепонки. И к тому же для человека, практически единственного из приматов, водная среда является комфортной. Так что достойной альтернативы теории эволюции человека в условиях тесного контакта с водной средой нет.

Рассмотрим чисто гипотетически задачу. Где и как на планете выжить животному с человеческой физиологией? Исходим из того, что нам неизвестно заранее, где и как жил ближайший человеческий животный предок. Он мог быть чуть мельче или чуть крупнее, вероятно, физически гораздо сильнее, мог иметь более развитую челюсть и несколько более сильные когти, однако его физиология была все же почти человеческой. И он не умел делать человеческие приспособления.

Хищный образ жизни позволяет существенно расширить ареал обитания биологического вида в сторону холодных районов планеты. Поэтому рассматриваем зону от экватора до субтропиков. В более холодных районах, человеку, не покрытому шерстью зимой без одежды выжить сложно. Так же исключим из рассмотрения изолированные острова с уникальной флорой и фауной, до которых человеческий предок не мог добраться.

В экваториальных лесах Африки и Южной Америки человек сегодня живет. Это существование на пределе выживания. Причем это касается именно человека, живущего племенем, который умеет создавать различные приспособления и использует разделение труда. Человек, лишенный всех этих навыков, не выжил бы. В саваннах и иных жарких степях, где есть потенциальный корм для хищника, человек без оружия сам оказывается беззащитен перед более крупными хищниками, причем как на суше, так и в воде. В более холодных районах, степных или лесных где человек был бы одним из крупнейших хищников, у него практически нет шансов добыть пропитание в конкурентной борьбе с другими хищниками, умеющими лучше бегать.

Просматриваются две экологические ниши, в которых мог бы выжить человек, не делая орудий труда, но овладев в результате тренировок необходимыми для выживания навыками. Первая – в субтропической прибрежной полосе Европы, где почти нет опасных для человека хищников. На берегу моря в зоне отлива и на мелководье можно собирать крабов моллюсков, ловить рыбу, попавшую в природную ловушку и т.д. По сравнению с другими хищниками человек будет иметь здесь преимущество за счет подходящей руки, которая позволяет, к примеру, камнем разбить раковину моллюска. Так же возможна охота в реках и иных водоемах на мелких водных обитателей, водоплавающую птицу, некрупных сухопутных животных на водопое или переправе.

Вторая ниша – охота на копытных на высокогорье, в недоступных для волка местах. Это уже будет по силам далеко не каждому человеку. Однако физиологически с учетом экстремальных человеческих возможностей эта ниша тоже оказывается доступна. Что нужно человеку для проникновения в эту нишу? Во-первых, подготовка альпиниста, работающего без снаряжения. Во-вторых, закалка «моржа», позволяющая не замерзать в горах. В-третьих, более крупный размер и физическая сила, позволяющая голыми руками, без когтей и мощных челюстей, разделать горного барана. С учетом возможных трансформаций в пределах одного биологического вида такой набор отличий вполне возможен. К примеру, у биологического вида собак разброс физиологических свойств в зависимости от породы гораздо шире, чем от современного человека до того, что требует эта экологическая ниша.

Вторая ниша как раз та самая, которая позволяет совершить переход от животного состояния к человеческому. Почему же такой переход не совершают крупные человекообразные приматы, живущие в горных районах Африки, даже находясь на грани вымирания? Прежде всего, потому, что охота ни для одного из этих видов не является основным занятием. Она для некоторых служит дополнением к собирательству. А технологическая эволюция возможна только в пределах основного занятия. Вспомогательное занятие не стимулирует технологические изыскания, поскольку не ставит животное на грань выживания. Так что плотоядность и преобладание мяса в рационе являются необходимыми условиями для дальнейшей эволюции в человека. Как же в природе происходил переход, в результате которого растительноядный примат, иногда употребляющий мясо, стал охотником?

Обычно изменения в образе жизни биологического вида вызываются изменениями в среде обитания, которые сами могут явиться результатом различных причин. Одна из таких очевидных причин, безусловно, имевших место на планете, это изменение климата планетарного масштаба. При глобальном потеплении или похолодании природно-ландшафтные зоны смещаются в широтном направлении. При потеплении – от экватора к полюсу, при похолодании – наоборот. Как реагируют животные на такие изменения? Основная реакция – медленно мигрировать вслед за привычным для обитания природным ландшафтом. Причем такие миграции происходят исключительно медленно за времена жизни множества поколений. А что будет, если на пути миграции вдруг возникнет непреодолимое препятствие? Биологический вид окажется в эволюционной ловушке. Перед ним возникнет альтернатива погибнуть или приспособиться к новым условиям. Такая альтернатива заставляет активно искать методом проб и ошибок варианты выживания. Если исходить из того, что время на размышление может измеряться многими столетиями, к тому же неприятные голодные периоды случаются сначала на короткие промежутки времени, циклически в соответствии с сезонностью, то при наличии подходящего решения оно вполне может быть обнаружено, и популяция животных сумеет приспособиться к новым условиям.

Предположим, где-то на планете в такую природную эволюционную ловушку попала популяция человекообразных приматов. Как ей выживать? Чем еще кроме собирательства могут заниматься животные? Охотиться. Но физиология не очень этому способствует. Конкурировать придется с профессиональными охотниками. В природе все существует в состоянии установившегося экологического баланса. Потенциальные жертвы хищников бегают быстрее их, иначе они не выжили бы в природе. Поэтому охотиться на них совсем не просто, тем более, если физические данные нового охотника хуже тех охотников, которые формировали этот баланс. Не сможет обезьяна сходу стать охотником, не выживет в конкурентной борьбе с кошачьими и собачьими видами.

Отправиться высоко в горы, чтобы там начать охотиться на копытных, тоже сходу не получится. Для отработки подобной технологии потребуется много изменений поведенческих, и самое главное физиологических. Надо научиться лазать по горам, научиться переносить холод, научиться в непривычном природном ландшафте подкрадываться к своим жертвам, освоить технологию поимки и убийства их, но главное – скачком изменить рацион, уйти из своего привычного ландшафта в новый, где нет растительных плодов. Не получается сходу освоить эту технологию путем малых шагов. Надо сначала многому научиться и подготовить физиологию, прежде чем проникать в эту нишу.

Вот другая экологическая ниша более доступна. Она реально начинается с собирательства в прибрежной полосе, которая может находиться рядом с привычной зоной. Технологически этому занятию особенно учиться не надо, и оно вполне может чередоваться с привычным собиранием плодов. Для примата только необходимо преодолеть определенный барьер боязни воды. Но такой шаг под угрозой голодной смерти вполне преодолим. Сегодня в Японии есть популяция обезьян полюбивших сидеть в теплой воде, подогреваемой вулканической деятельностью. Значит, такой переход был возможен и раньше, в другой популяции.

Теперь выясним, что могло явиться для крупных приматов непреодолимой преградой, в результате которой популяция могла оказаться в ловушке, заставившей менять образ жизни. Такое препятствие одно – крупная водная преграда, тянущаяся с востока на запад. Исходя из географии и известных по другим данным изменений климата, получается единственное решение. Европа. Наличие месторождений угля указывает, что здесь бывали тропические леса. Т.е. когда то был жаркий климат и могли водиться многие виды обезьян. Потом было похолодание. Непреодолимое препятствие – Средиземное море. Идеальная ловушка – Апеннинский полуостров, на котором к тому же есть действующий вулкан, возможный источник термальных вод и дополнительный стимулятор мутаций.

Похолодание привело к тому, что обезьяны могли начать заниматься собирательством в термальных водах и на побережье. По мере привыкания к водной среде в течение множества поколений к собирательству стали добавляться более интенсивные методы добывания пропитания, охота, ловля рыб и других водных обитателей. В теплые летние периоды вид вполне мог заниматься собирательством растительных плодов, однако охота и собирательство мелкой живности в прибрежной зоне уже стало основным занятием, определяющим выживание вида и его образ жизни. Вид стал хищником, больше ориентированным на белки животного происхождения, не утратив при этом способность питаться растительной пищей. В результате естественного отбора, оптимизирующего физиологию под образ жизни, стали происходить физиологические изменения, адаптирующие новый вид к жизни в водной среде и на берегу. Отпала потребность лазать по деревьям – задняя конечность стала больше подходить для плавания и бега по берегу. Потребность быстро плавать привела к вытягиванию тела. А это в свою очередь привело к прямохождению, в отличие от других приматов, опирающихся на передние конечности. Жизнь на границе воды и суши в достаточно теплых условиях привела к сокращению волосяного покрова, чтобы уменьшить число насекомых паразитов. Охота в воде привела к изменению зрачка, адаптировав его к водной среде. Постоянная потребность задерживать дыхание и не захлебываться во время ныряния в результате естественного отбора изменила устройство носоглотки, сделав ее почти такой же, как у водных млекопитающих.

Одновременно с физиологическими трансформациями вида происходило и его расселение. Исходя из образа жизни и способа добывания корма, такое расселение шло по побережьям морей и рек. Вид хищной водяной обезьяны постепенно проникал во все реки Средиземноморского бассейна. Сезонная миграция была возможна и в более холодные районы, где реки зимой замерзают. Расселение вида по обширной территории со значительно различающимися природно-климатическими условиями привело к тому, что разные части популяции в результате естественного отбора начали физиологически изменяться, адаптироваться к своим конкретным условиям. В части популяции, обитающей в более холодных районах, шло увеличение размера особей, так что их вес стал превышать сто килограммов, и появился защитный слой подкожного жира, как у водных млекопитающих. Водяная обезьяна постепенно стала холодоустойчивой, почти как тюлени, и одним из крупнейших хищников своего региона. Так что в результате, на незамерзающих водоемах, где можно было добывать пропитание зимой, она вполне могла зимовать и в средней полосе, где зимы уже достаточно суровы.

Чем вид питался? Во-первых, всеми мелкими водными обитателями, начиная от лягушек и раков. Во-вторых, мог ловить рыбу, водоплавающую птицу. В-третьих, вполне мог нападать из засады на различных животных на водопое или во время переправы. Подходящая рука вполне позволяла, ухватив животное среднего размера, в несколько раз легче самого хищника, затащить его в воду и там утопить. Так что, не имея когтей и мощных челюстей, водяная обезьяна вполне могла занять в средней полосе экологическую нишу, сходную с той, которую занимает в жарких районах крокодил, а летом к тому же вид вполне мог заниматься безобидным собирательством подобно бурому медведю.

Расселившись по большой территории, вид оказался в существенно различающихся условиях. В частности некоторые части популяции могли оказаться в своеобразных эволюционных ловушках, заставляющих искать альтернативные варианты добывания корма. Одна из таких ловушек была «заготовлена» природой на Кавказе. Исходя из сделанных выше оценок, Кавказ входил в зону распространения водяной обезьяны. Реки этого района зимой замерзают, поэтому из общих соображений, присутствие водяной обезьяны на Кавказе должно было носить сезонный характер. Однако здесь есть термальные воды. Эльбрус, как известно, почти действующий вулкан. Вблизи его много теплых источников, дающих начало незамерзающим зимой водоемам, на которых водяная обезьяна вполне могла обитать круглый год.

Летом часть популяции, обитающая в этом регионе, находилась в комфортном состоянии. Природно-климатические условия благоприятные, пищи хватает с избытком, естественных врагов фактически нет. Зимой же часть популяции с достаточно большой территории вынуждено собиралась на небольшой площади незамерзающих водоемов. Корма явно не хватало. Поэтому в условиях зимнего голода, естественно, делались попытки охоты другими способами. В принципе подобные ловушки были и в других районах. Однако ни в степи, ни в лесу у водяной обезьяны не было шансов отыскать подходящую экологическую нишу, где охотятся местные более адаптированные к окружающей среде хищники. В горах же такая экологическая ниша существует, и водяная обезьяна вполне в состоянии была ее обнаружить. Естественно, на проникновение в эту экологическую нишу потребовались длительные времена, но теперь в физиологическом и поведенческом отношении водяная обезьяна была гораздо лучше подготовлена, чем ее растительноядные предки, и ниша принципиально оказалась вполне доступна.

На кого водяная обезьяна могла охотиться в горах? На копытных среднего размера, в несколько раз легче самой обезьяны. В горах среди некоторых относительно крупных пород травоядных распространена система защиты от хищников с круговой обороной. Сильные животные образуют круг, внутрь которого собирается молодняк. У более мелких, пасущихся на менее доступных пастбищах, сходная система обороны, состоящая в том, что они располагаются так, что напасть на них волкам, как правило, можно возможно только с одного направления, узкой тропинки. Это направление перекрывает наиболее сильный козел, вожак стада. Против нового хищника, во-первых, гораздо крупнее волка, во-вторых, более мобильного в горах, способного пробраться в обход узкой тропинки, в-третьих, имеющего подходящую для захвата за рога руку, и привыкшего утягивать животное за собой, как на водопое, горные травоядные, как мелкие, так и более крупные, оказались беззащитны. Так что природа сделала следующий эволюционный шаг. Сохранив все прежние навыки, водяная обезьяна переквалифицировалась в хищную горную обезьяну, которая чуть позже освоила технологию горного скотоводства.

Обсуждение результатов

В традиционной исторической науке с происхождением человека полное непонимание. Этому способствует ряд объективных причин, в частности то, что в природе не сохранилось образцов всех промежуточных эволюционных этапов. Поэтому любой исследователь обязан, строя теорию эволюции, уметь моделировать этот многоступенчатый процесс без опоры на данные зоологии. Это же налагает и дополнительные условия, требующие объяснения, почему не сохранились в природе образцы эволюционных этапов, которые, исходя из предлагаемой теории, прошел человек. Но с объяснениями механизмов в традиционной истории вообще полный провал. Так что не до объяснений по такому «мелкому» вопросу как причина исчезновения всех промежуточных звеньев человеческой эволюции.

Вообще, исходя из традиций правовой культуры, откуда именно и берет начало система восстановления картины событий, гораздо больше доверия материальным свидетельствам, чем рассуждениям. В суде, не очень подготовленным интеллектуально присяжным, да и судье, желательно увидеть материальное подтверждение предлагаемой версии, чем услышать не совсем понятные, хотя быть может и достаточно строгие рассуждения. Приблизительно то же наблюдается сегодня и в исторической науке. Традиционная теория происхождения человека опирается только на данные археологии. Какие-либо теоретические обоснования на основе механизмов теории эволюции фактически отсутствуют. При этом вопрос интерпретации археологических данных содержит немало темных пятен, которые предпочитают замалчивать.

Как вообще происходит интерпретация данных археологии после обнаружения в результате раскопок достойных внимания предметов? Во-первых, сделанные находки классифицируются в рамках канонизированной версии истории. Во-вторых, возраст находок оценивается тем или иным относительно независимым методом, но который в конечном итоге все равно привязан, прокалиброван и апробирован в рамках канонизированной версии истории. После этого происходит процесс научного ввода новых данных опять же в канонизированную версию истории. Эти данные либо полностью подтверждают ее, либо в каких-то элементах ее несущественно корректируют и уточняют, что называется научной сенсацией. Все начинается с канонизированной версии истории, к ней же и возвращается. Типичная «вещь в себе».

А что будет, если какой-то исследователь вдруг сделает «скандальное» заявление, что его археологические находки имеют возраст не многие тысячи лет, а всего лишь четыре – пять столетий? В мире исторической «науки» ничего существенного не произойдет. Коллеги просто посочувствуют ему, что его находки из-за «молодости» не представляют научного интереса, и пожелают ему удачи в следующих работах. А вот всю свою археологическую группу и непосредственных научных руководителей такое «скандальное» заявление начальника научной археологической экспедиции поставит в очень неприятное положение и лишит финансирования работ в будущем. Правила игры сформированы, и ни у кого нет возможности их менять. Попытка играть не по правилам исключает из игры, но саму игру не меняет. Корпоративный интерес требует классифицировать сделанные находки в рамках только канонизированной версии истории и пытаться для сенсационности «загнать» их как можно глубже в древность.

Так что традиционная историческая версия происхождения человека не опирается на данные зоологии, потому что их фактически нет, игнорирует данные физиологии, (набор особенностей водного происхождения), опирается на данные археологии, которые в большинстве своем добросовестны, но их интерпретация вызывает немалые сомнения, и, наконец, не дает связанной логичной картины, подтвержденной механизмами эволюции. Назвать такую теорию научной, мягко говоря, сложно.

Предлагаемая альтернативная версия в основе своей содержит именно строгое теоретическое обоснование эволюции, с конкретной привязкой к географии планеты, гораздо полнее использует данные физиологии человека, и, в отличие от традиционной версии африканского происхождения человека, не противоречит данным зоологии (следы вирусной эпидемии среди приматов Африки, «оставившей на их лицах печать бабуина»). Что касаемо данных зоологии и археологии, то с ними дело обстоит, по крайней мере, не хуже, чем в традиционной версии. Во-первых, есть свидетельства, пусть и не абсолютно достоверные, но совершенно независимые от исторической науки, существования одного эволюционного звена – «снежного человека». В традиционной версии истории это звено, как известно, оказывается лишним. Во-вторых, в традиционной теории происхождения человека не находят себе достойного места европейские данные археологии. Неандерталец не вписывается в африканскую схему эволюции. В предлагаемой же здесь версии для него есть идеально подходящее место – водяная обезьяна.

Если останкам, которые называют неандертальцем, более шестисот лет, то напрашивается гипотеза, что он должен иметь следы, характерные для водного обитателя. На сколько можно судить об этом по твердым останкам, непонятно, но если в результате генетического анализа или клонирования удастся исследовать этот вопрос, то неандерталец, вероятно, должен иметь соответствующие признаки, к примеру, более развитые, чем человек, перепонки на руках и ногах. Наконец, в предлагаемой исторической версии сам собой совершенно естественно закрывается вопрос о причине исчезновения водяной обезьяны. После расселения человека по Европе около шестисот лет назад, этот хищник представлял опасность для человека и домашних животных, поэтому активно уничтожался. Вероятно, около четырехсот лет назад в густо населенной Европе он был полностью истреблен. Что касаемо африканской версии, то вопрос исчезновения промежуточных звеньев эволюции человека в ней никак не решен.

А как все же быть с данными археологии, на которые опирается теория африканского происхождению человека? С этими данными, естественно, надо аккуратно разбираться. Но насколько можно судить о них заочно в сочетании со всем иным нагромождением лжи и некомпетентности в исторической науке, то напрашивается версия ошибочности их датировки. К примеру, некоторые находки человека на территории Америки датируют семидесятым тысячелетием до н.э., хотя понятно, что им менее шестисот лет. Погрешность определения возраста находок, как минимум, в сто раз превосходит измеряемую величину. Вероятно, такая же картина и с археологическими находками Африки, только «соревнование» в древности, как в случае с австралопитеком, загнало их возраст за миллион лет. Одна такая «научная неточность» в результате может привести ко всему комплексу ложных теорий, по крайней мере, к их необычайной живучести.

Любая эволюционная схема происхождения человека начинается с человекообразной обезьяны, сходной с одной из существующих сегодня в природе, и заканчивается человеком разумным, живущим в сложном социальном мире. В этом отношении традиционная версия не отличается от предлагаемой здесь, альтернативной. Однако в традиционной версии нет должного понимания этого процесса ни с географической, ни с физиологической, ни технологической точек зрения, поскольку в «современной исторической науке» не принято строить механизм происходившего развития. В предлагаемой версии этот механизм достаточно аккуратно изложен, так что все изменения происходят небольшими последовательными шагами, и вполне понятно, чем каждый из этих шагов стимулируется.

1. Точка отсчета – человекообразный растительноядный примат, иногда употребляющий белки животного происхождения, варианты которого сохранились сегодня в природе;
2. Попадание популяции в эволюционную ловушку в результате похолодания, вынуждающую заниматься собирательством мелкой живности в воде и на берегу;
3. Привыкание к водной среде и интенсификация способов добывания пропитания в ней;
4. Превращение нового вида в хищника, преобладание охоты как средства добывания пропитания;
5. Расселение по более обширной территории, включая холодные районы;
6. Попадание в эволюционную ловушку, вынуждающую заниматься охотой в горах;
7. Начало горного животноводства, стимулирующего появление орудий труда и частной собственности.
8. Появление человека разумного, умеющего делать орудия труда.

В традиционной версии все сведено к трем пунктам, первому, четвертому и восьмому, без должного осмысления того, как это может происходить. Аккуратное построение механизмов этих переходов приводит к появлению необходимых промежуточных пунктов, в некоторых случаях с практически однозначной географической привязкой. Построенная таким образом теория подтверждается особенностями человеческой физиологии. Она к тому же естественно состыкуется с изложенной ранее независимой экономической теорией возникновения цивилизации на планете.

Эволюция организации человеческой популяции

Любой биологический вид для существования решает три задачи:

1. защита в условиях агрессивной окружающей среды;
2. добыча пропитания;
3. продолжение рода.

При этом внутри вида в результате более или менее удачного решения отдельными особями этих трех задач постоянно идет естественный отбор, который обеспечивает оптимизацию всех существенных элементов, начиная с чисто биологических особенностей, и заканчивая характерными стереотипами поведения, включающими организационные формы существования вида. Таким образом, исходя из природных условий, в которые вид помещен, и его биологических возможностей, выбирается оптимальная форма организации жизни вида, чтобы наилучшим способом решить все эти три задачи. Объективная интегральная оценка качества решения всех этих задач – размер популяции.

Вид не будет существовать, если не решена хотя бы одну из этих задач. Поэтому с точки зрения существования вида они равны. А с точки зрения отдельных особей нет. Первый и второй пункт приблизительно равноценны, и приоритетны над третьим, поскольку обеспечивают физическое существование особей, и в случае их невыполнения третий пункт просто отпадает сам собой. А обратного влияния нет. Невыполнение третьего пункта прямым образом не влияет на два других.

В ответ на такую расстановку приоритетов сразу напрашивается набор контрпримеров. Некоторые рыбы идут на нерест один раз в жизни, чтобы погибнуть. Самец паук после выполнения функций продолжения рода, как правило, погибает и т.д. В данном случае речь идет о запрограммированном видовом ритуале, но за его пределами сохраняется стандартная приоритетность. Чем выше эволюционный уровень биологического вида, тем больше у его представителей степеней свободы, тем меньше жестко запрограммированных установок, определяющих их действия, тем все более тонкими механизмами осуществляется регулирование поведения. А в результате оптимизации стратегии поведения с точки зрения существования вида в подавляющем большинстве случаев возникает та самая приоритетность, хотя она не является жестко запрограммированной, и в некоторых специфических случаях даже возможна переоценка приоритетов, как в приведенных контрпримерах.

Исходя из предложенной системы биологических приоритетов, рассмотрим форму общественной организации вида человека разумного в процессе его эволюции. В качестве исходной точки возьмем растительноядное существование вида. Наиболее вероятная организация – стая, которой сегодня живут практически все виды обезьян. С точки зрения расставленных приоритетов это вполне естественно. Вид питается растительной пищей, при небольшом размере стаи пропитания хватает, отдельные особи почти не мешают друг другу. При этом организация в виде стаи улучшает возможности защиты от хищников, и оптимально решаются вопросы продолжения рода, включающие рождение, защиту молодняка и его обучение. Практически для всех растительноядных видов такая организация оптимальна.

Переход на собирательство мелкой живности на границе водного и земного ландшафтов качественно ничего не меняет в форме организации вида. По мере перехода на охоту и рыбную ловлю, отдельные особи все чаще отделяются от стаи. Т.е. вид находится в переходной форме организации, временами существуя в виде стаи, временами распадаясь. Такие изменения носят сезонный характер, соответствующий основному способу добывания пропитания в то или иное время года. Соответственно воспроизводство новых членов популяции подстраивается под эту сезонность организации вида.

Переход вида в основном на занятие охотой приводит к дроблению стаи. Особи начинают жить отдельно. Почему? Это определяет способ охоты. С человеческой физиологией иного способа охоты кроме как из засады (на водопое) предложить невозможно. Охота из засады предполагает нападение на более мелких, чем хищник, животных. Стая в плане добывания корма ничего улучшить не может, а добычу пришлось бы делить. Именно так, поодиночке, на обособленной территории, независимо от размера хищника, живут практически все кошачьи. Защита от агрессивной окружающей среды как-то решается, причем далеко не идеально, почему собственно многие крупные кошачьи, тигр, пума, вытесняются собачьими и находятся на грани вымирания даже без участия человека. Но все равно какое-то пусть и не совсем идеальное решение есть, различные виды кошачьих существуют в природе.

Вероятно, основная проблема этих видов – защита и выкармливание потомства. С точки зрения выживания вида более оптимальной формой существования была бы парная семья, как у собачьих. Именно из-за этого побеждает в конкурентной межвидовой борьбе эта более молодая ветвь хищников. Почему же собачьи могут жить семьей, а кошачьи нет? Все определяет более гибкий способ охоты. Когда надо, волк тоже может охотиться в одиночку, но при этом, исходя из волчьей физиологии, рассчитанной на длительное преследование, распространен вариант охоты стаей на крупных животных. Поэтому волк может жить и стаей, и один. А отсюда, в условиях, когда наиболее выгодно охотиться в одиночку, возникает и промежуточный оптимальный для воспроизводства потомства вариант – парной семьи. Вид, быть может, даже чуть – чуть проигрывает в плане эффективности охоты, зато гораздо больше выигрывает в плане воспроизводства потомства. Сразу после рождения самец кормит и самку, находящуюся постоянно с новорожденными. Собачьи, умеющие жить коллективом, в случае, когда условия обитания делают оптимальной именно индивидуальную охоту, доходят до семейного варианта организации, а кошачьи, большие индивидуалисты, не могут этого сделать. Проявляется приоритетность, рассмотренная выше.

Для полноты картины вполне можно было бы рассмотреть и формы организации некоторых крупнейших для своего региона хищников в условиях избытка корма. Их организационные формы вполне логичны и вовсе не противоречат, приведенному выше анализу. Однако в данном случае нас будет интересовать существование видов в средней полосе, быть может и в относительно комфортных с точки зрения добычи пропитания условиях, но все же таких, когда его избытка нет, и не удается жить подобно львам, занимающимся в основном отбиранием добычи у других.

При переходе к охоте человеческий предок подобно кошачьим становится индивидуалистом. В период перехода от жизни стаей, когда опыт жизни коллективом еще был, к индивидуальной охоте, в принципе был возможен переход и к парной семье, если бы на этом этапе она была бы существенно выгоднее для вида. Однако в условиях избытка корма и практически полного отсутствия естественных врагов, как, к примеру, для медведя нашей средней полосы, обособленная форма существования оказывается наиболее оптимальной для жизни вида. Здесь же ситуация усугубляется еще основным методом охоты, из засады, который больше, чем способы добывания пропитания медведем, способствует индивидуальному образу жизни. Так что можно практически однозначно утверждать, что животный человеческий предок, начав заниматься охотой, перешел на индивидуальный образ жизни. За аналог организационной формы существования вида можно взять организацию крупных кошачьих с тем же характерным размером, к примеру, пумы. Особи жили отдельно, контролируя свою территорию. Для продолжения рода периодически встречались на границе своих участков. Самка воспитывала детенышей в одиночестве. Поскольку время взросления у человека самое большое из всех видов, то самка вынуждена была содержать и обучать сразу нескольких детей разного возраста, как, к примеру, происходит у бурых медведей. Возможно, это достаточно сильно сдерживало рост численности вида, однако четырех – пятерых детей за время жизни самка все равно имела возможность вырастить до самостоятельного возраста. В самостоятельную жизнь подросшее потомство, вероятно, выпускалось в начале переходного возраста, в девять – десять лет.

Итак, достаточно близкий человеческий предок жил охотой, причем вел индивидуальный образ жизни подобно крупным кошачьим средней полосы. Основной вариант охоты, психология животных, да и весь образ жизни исключали возможность организации в стаю или хотя бы в парную семью. Переход к охоте в горах ничего качественно изменить не мог. Основной объект охоты – копытные, размером в несколько раз меньше самого хищника. Стая для такой охоты не нужна. Поэтому психологический тип животного, склонного к индивидуальной жизни сохранялся.

Начало горного скотоводства, как новый вид деятельности с неизбежностью должен был влиять на социальную организацию популяции. Основные происходящие отсюда следствия будут рассмотрены ниже. Однако, исходя из непрерывности культуры и психологии, происходящих из животного мира, можно однозначно утверждать, что первые скотоводы в горах были индивидуалисты и к своей собственности относились приблизительно так же, как хищники к своей территории. Любой соплеменник, даже случайно оказавшийся рядом, рассматривался, как потенциальный конкурент, которого надо было выгнать со своей территории самым решительным образом. Взрослые особи разного пола иногда встречались на границах своих участков и по обоюдному согласию вступали в сексуальную связь.

Как происходило выращивание и воспитание потомства? Естественно, какого-то разделения труда в это время по половому принципу не было. Каждый, не зависимо от пола, все свои вопросы решал сам, так же как это происходит в дикой природе. Отличие в физической силе и размере между самцами и самками, естественно, было, но, вероятно, того же порядка что между другими млекопитающими хищниками. Соответственно, независимо от пола каждый владел всем арсеналом технологических приемов, при помощи которых приходилось жить и добывать пропитание. Так что независимо от пола ребенка он мог у матери научиться всему, что ему было необходимо, в том числе и технологии выращивания потомства, поскольку старшие дети видели весь процесс воспитания своих младших братьев и сестер, и участвовали в нем.

Что происходит по достижении ребенком переходного возраста? В животном мире мать просто перестает кормить, и молодое животное, которое в принципе уже овладело всеми навыками и обладает физической кондицией достаточной для выживания, вынуждено отправиться в самостоятельную жизнь. Естественно, этот переход для каждого животного не прост, но он для природы оптимален. Ничего лучше нет. Почему самка не кормит подросшее потомство? Причина этого чисто экономическая. У нее нет возможности кормить взрослых детей. Избыточный продукт в дикой природе не столь уж велик, а надо уже кормить следующее потомство. В результате складывается оптимальная для биологического вида технология воспроизводства новых членов популяции. Одно из звеньев этой технологии – выпуск подростков в самостоятельную жизнь.

Пока человеческий предок занимался охотой, так оно и было. Но скотоводство вносит изменения. Первоначально по инерции сохраняется прежняя технология. В какой-то момент мать просто прогоняет подростка. Чем тот занимается? Собирательством, охотой. Эти навыки в какой-то мере у него есть, но по уровню жизни – это шаг назад. Можно пробовать приручить дикое стадо, но это слишком сложно для еще неокрепшего и недостаточно опытного подростка. В результате, временно занимаясь охотой и собирательством, он нацелен на одно – унаследовать чье-то стадо. В некоторых случаях это будет получаться в результате естественной смерти хозяина, но наиболее вероятный вариант – ограбить одряхлевшего скотовода, который уже не может оказать достойного сопротивления. Такая жестокая форма наследования естественна для животного мира. Так же меняют вожака стаи, хозяина гарема или хозяина территории обитания. В случае стабильности популяции это просто естественная смена поколений.

Занятие скотоводством привело к росту популяции человеческого предка. А это означало, что простой естественной смены поколений не получалось. Освобождающихся естественным образом стад не хватало. И наряду со скотоводами вокруг еще бродило множество подростков, нацеленных на то, чтобы у кого-то силой отобрать стадо, или хотя бы угнать значительную его часть, достаточную для самостоятельной жизни. Такой подросток постепенно взрослеет и становится опасен уже не только для дряхлого старика. Естественно, в первую очередь это было опасно для женщин-скотоводов, которые все же несколько слабее мужчин. Да и среди подростков тоже начинается вовсе неблагоприятный для вида отбор. Юноше несколько проще «унаследовать» стадо, чем девушке. Проблема оказывается очень серьезной. Способ организации начинает тормозить рост численности популяции. А конкретные представительницы вида начинают пробовать разные варианты, чтобы как-то обезопасить себя от возникшей угрозы.

Естественное решение – не выгонять подростков, а продолжать жить сообща. Это прогрессивное новшество сразу снимает одну проблему. К тому же экономически оно совершенно оправдано, поскольку технологически скотоводством лучше заниматься коллективно, чем в одиночку. В результате некоторые скотоводы пробуют жить такими небольшими родами, во главе которых оказываются женщины, родоначальницы.

Однако возникает новая проблема. В таком небольшом роду начинаются половые связи между близкими родственниками. Близкородственное скрещивание приводит к тому, что слишком часто в таких родах начали рождаться мертвые или неполноценные дети. Технология требовала улучшения.

Прежде чем сформулировать оптимальное для того уровня культуры решение взглянем на проблему воспроизводства членов популяции несколько шире. Определим оптимальную стратегию поведения по данному вопросу для млекопитающих и биологического вида человека разумного в частности.

Создав механизм генетического наследования признаков, когда каждый организм наследует половину своего генотипа от отца, половину от матери, природа «сформулировала цель игры» естественного отбора. Каждая особь должна стремиться к тому, чтобы как можно больше особей с родственным ему генотипом жило в популяции. Причем ценность каждой особи тем выше, чем ближе ее генотип к точке отсчета, т.е. тому относительно кого ценность оценивается. Второе существенное свойство биологического вида, определяющее стратегию поведения, это набор характерных времен: продолжительности жизни, времени взросления, времени необходимого на воспроизводство новой особи и т.д. Исходя из необходимого физиологически минимального времени участия в воспроизводстве нового человека, для мужчин и женщин получаются разные оптимальные стратегии игры. Женщина на производство одного ребенка должна потратить как минимум около двух лет (беременность и выкармливание). Соответственно она в состоянии иметь порядка десяти детей. Мужчина может свое участие в воспроизводстве потомства ограничить несколькими минутами. Поэтому теоретически способен иметь в тысячу раз больше детей. Оптимальные игровые стратегии происходят из этих биологических условий, и тех правил, по которым живет биологический вид. Биологические условия заданы. Откуда берутся правила? Их создают сами члены популяции путем проб и ошибок малыми изменениями корректируют правила, существовавшие до того. Естественный отбор закрепляет оптимальные правила, тем, что часть популяции, живущая по ним, вытесняет прочих за счет растущей численности.

Для начала оценим стратегию самки. В первом приближении (дети) стратегия самке почти не нужна. Она будет иметь то количество, которое заложено биологически, т.е. порядка десяти детей. Единственно, что ей нежелательно вступать в связь с близким родственником, отцом или братом. Во втором приближении (внуки) ее стратегия очень важна. Во-первых, это ее забота выбрать наилучшего из возможных отцов для своих детей, так чтобы тем, унаследовав его признаки, было легче конкурировать в дальнейшем естественном отборе. Во-вторых, поскольку детей мало, позаботиться о том, чтобы все они как можно лучше выжили, обучились и оказались в оптимальной для продолжения рода ситуации. В третьем приближении (правнуки) остается практически то же самое, что и во втором. Отличие только в том, что теперь надо выбрать лучших «мужей» не для себя, а для дочерей (а в некоторых случаях и жен для сынов; см. стратегию для самца), и помочь выжить, обучиться и оказаться в оптимальной для продолжения рода обстановке не детям, а внукам. Все последующие приближения аналогичны третьему.

У самца стратегия иная. В первом приближении при отсутствии социальных правил его задача как можно больше самок охватить своим сексуальным вниманием. Это будет отбирать все силы, кроме того, количество детей не будет позволять думать о качестве или каких-то дальнейших приближениях. Все социальные правила фактически состоят из тех или иных запретов и ограничений, которые будут уменьшать его возможности в первом приближении, увеличивая по остаточному принципу роль последующих приближений. Таким образом, именно эти правила и будут в конечном итоге определять стратегию самца. Чем строже ограничения, и чем их больше, тем позиция самца становится ближе к позиции самки. В частности, в пределе строгой моногамной семьи их оптимальные стратегии совпадают.

Чем более далекий потомок, тем меньше его ценность из-за уменьшения наследственной генетической доли, но число их увеличивается, так что распределенный суммарный генотип для растущей популяции будет тоже расти. Соответственно, если есть возможность влиять на процесс естественного отбора путем создания правил, регламентирующих поведение далеких потомков, эти приближения следует учитывать.

После небольшого теоретического экскурса вернемся к конкретной практической задаче. Единственное полноценное решение, доступное на том уровне культуры, состоит в том, чтобы выгонять из рода подростков мужского пола после достижения ими половой зрелости. По такому принципу, в частности, ведут себя многие вожаки стай животных. Вожак самец, хозяин гарема, выгоняет из стаи подросших подростков, которые пытаются вступить в половую связь с самкой. Самец вожак стаи делает это исходя из своей оптимальной стратегии, изложенной выше. Умом он всех нюансов, естественно, не понимает, но естественный отбор выбрал из множества случайных проб и закрепил оптимальные стереотипы поведения. Здесь же, исходя из своей оптимальной стратегии, это должны делать все самки, начиная с главы рода. Эта стратегия состоит в том, чтобы всех мужчин своего рода отправить в жесткие условия игры без правил, где они, если смогут победить, будут иметь возможность наплодить много детей, а женщинам своего рода создать оптимальные условия для рождения и выращивания детей. В частности, уменьшив вероятность связи с близкими родственниками, повысить вероятность рождения ими всеми живых здоровых детей. Эта стратегия, закрепленная в виде стереотипа поведения, заставляет выгонять из рода всех подростков мужского пола.

Как вообще происходит поиск и внедрение таких технологий? После возникновения проблемы, опасности для женщин-скотоводов быть ограбленными, ими пробуются разные варианты. Кто-то не реагирует, живет по старинке, прогоняя всех своих детей-подростков. Кто-то всех оставляет жить сообща, единой стаей. Кто-то выгоняет подростков мужского пола, как и прежде по достижении ими переходного возраста, когда они становятся конфликтны и непослушны, а более послушных девочек-подростков оставляет в роду. Кто-то выгоняет мужчин из рода, только когда те начинают делать попытки вступления в половую связь. Кто-то может пробовать и что-то иное. Т.е. в условиях возникшего кризиса пробуются разные варианты, и какое-то время они сосуществуют в популяции одновременно. Естественный отбор за счет того, что наилучшая технология дает больший прирост и лучшее здоровье, постепенно за время смены многих поколений приводит к вытеснению всех остальных. Так популяция усваивает оптимальную технологию, закрепленную в виде стереотипов поведения, передаваемых по наследству через обучение и воспитание.

В результате можно сформулировать полную социально-экономическую модель общества этого периода. Оно представляло собой переходную форму от единоличного хозяйства к родовому. Женщины в этом обществе жили малыми родами. Мужчины вели единоличный образ жизни. Подростков мужского пола выгоняли из женского рода после достижения ими переходного возраста. Половые связи носили бессистемный характер. Мужчины фактически не имели возможности оставить свое стадо без присмотра. Поэтому инициатива исходила от женщин, посещавших мужчин соседей. Те принимали их нормально, понимая, что женщины не должны претендовать на чужое стадо.

Соответственно скотоводческие хозяйства были двух типов. Мужчины вели хозяйства в одиночку, женщины сообща, небольшими коллективами родственниц. В горах, где пастбища невелики и относительно удалены друг от друга, размер рода ограничивался размером стада, которое еще могло пастись как единое целое. Поэтому при увеличении стада сверх этого размера следовало его дробление, которое первоначально носило чисто производственный характер, без нарушения целостности рода. После смерти главы следовало дробление рода на части в соответствии с произошедшим до того производственным дроблением. По мужской линии отрегулированного наследования не было. Там сохранялись отношения близкие к отношениям в животном мире. Подростки мужского пола оказывались в сложном положении в условиях жесткой борьбы на выживание. Они могли пробовать заниматься чем-либо кроме скотоводства, однако эти попытки в большинстве своем были непродуктивны. Нормально можно было жить, только «унаследовав» все или значительную часть стада какого-то старого одинокого скотовода. В условиях растущего населения среди молодежи шел жесткий естественный отбор. И каждый взрослый скотовод тоже должен был быть начеку. Условно этот этап можно охарактеризовать как промежуточный между человеком и животным.

В этом скотоводческом обществе уже сложился примитивный язык. Коллективное скотоводство, умение изготовлять различные орудия труда и приспособления, наличие уже относительно большого количества различных технологических операций, безусловно, требовало этого. Это был прототип будущего языка.

В частности становится понятно одно биологическое отличие мужчин и женщин, вроде бы напрямую не связанное с детопроизводством. Женская разговорчивость. Это биологическое различие могло возникнуть не ранее появления языка, что как раз соответствует смоделированному этапу истории. Из предложенной модели механизм биологического различия очевиден. Женщины жили коллективом, а мужчины поодиночке. За прошедшие тысячелетия такой жизни соответствующий стереотип поведения в результате естественного отбора закрепился и биологически.

Вытеснение части населения из гор в степи первоначально ничего не меняет в организации общества. Женская половина продолжает все так же жить родом, мужчины живут отдельно в одиночку. Однако условия обитания вносят свои коррективы. Во-первых, и в горах вести хозяйство в одиночку было непросто, а в степи при отсутствии загона для скота на ночь, эта задача многократно усложняется. Во-вторых, переход от оседлого образа жизни к кочевому нарушил устоявшуюся систему воспроизводства новых членов популяции. В горах было постоянное соседство. Поэтому даже при весьма угрюмом и злом характере, соседи могли договориться, приблизительно так, как это происходит в дикой природе у крупных кошачьих, живущих на соседних территориях. Отсутствие постоянного места обитания и постоянных соседей изменило положение. Надо было искать новые формы общения. Женщины первого человеческого общества, вероятно, были чуть мягче мужчин, поскольку жили коллективом и воспитывали детей, но все же принадлежали к той же среде, тому же психологическому типу. Кочевой образ жизни вынудил это положение существенно менять. Теперь для женского рода из-за недостатка такого общения ценен был каждый мужчина. Начал формироваться иной психологический тип. Повысилась общая доброжелательность. Стало развиваться гостеприимство, направленное на то, чтобы удержать гостя мужского пола на длительный срок. Возникла настоятельная потребность включения мужчин в сложившуюся родовую общественную организацию. И это постепенно произошло.

Как шел этот процесс, смоделировать точно едва ли возможно. Вероятно, на протяжении многих десятилетий имел место набор разных случайных шагов в этом направлении. К примеру, могли появиться единоличные мужские хозяйства, которые пристраивались к определенному женскому роду и постоянно следовали за ним, став постоянными соседями. Могли появиться мужчины без определенного занятия, превратившиеся в вечных гостей. Возможны были и иные вариации на эту тему. Оптимизация отношений требовала включить их в общую систему, чтобы поставить воспроизводство новых членов рода на нормальную организованную основу, и одновременно заставить взрослых мужчин работать на род. В результате в роду появились постоянные мужья, происходящие из других родов.

Наличие постоянных мужей, состоявших в связи со многими женщинами рода, привело к участившимся случаям близкородственного скрещивания, связи отцов с дочерьми. Это потребовало упорядочить половые связи. В результате стали складываться постоянные семьи, состоящие из одного мужчины и нескольких женщин рода. Все сексуальные связи за пределами этих семей стали запретными. Отец стал определен, и его связь с дочерью была исключена.

Последним организационным шагом в этом ряду стало упорядочивание вопроса привлечения в женский род мужей. С возникновением семей и сопутствующих этому правил поведения отпала необходимость прогонять из рода подростков мужского пола. Эта норма стала частенько нарушаться, что привело к дефициту свободных мужчин для создания семей. Какое-то время проблема существовала, мешая жить, пока не было найдено оптимальное решение – передавать подростков мужского пола из одного рода в другой. Вероятно, на первом этапе это носило характер обмена. Главы двух, оказавшихся по соседству кочевых родов, договорившись, обменивали своих юношей. Каждая, таким образом, избавлялась от бесполезного объекта, который еще недавно просто выгонялся из рода, а взамен получала мужа для нескольких молодых женщин и заинтересованного в результатах труда работника. При этом во время обмена товар осматривался старейшинами рода, шел торг, при плохом качестве товара обмен мог не сложиться. Усложнение отношений вело к дальнейшему развитию языка. Так еще задолго до возникновения экономической потребности, операции обмена между родами стали нормой по биологическим причинам, серьезно облегчив в дальнейшем формирование рыночных отношений.

В результате сложилась полностью самодостаточная социально-экономическая система. Переходная форма организации популяции, оказавшаяся устойчивой только в горах при оседлом скотоводстве, сменилась родовой, соответствующей кочевому образу жизни. Производство было организовано по родовому принципу. Родственники вели единое хозяйство сообща. При этом внутри рода жили отдельными семьями. На одного мужчину могло приходиться несколько жен, но были и парные семьи. Род был женский. Он взял на себя кроме производственных функций и вопросы организации семей, при создании которых для избежания близкородственного скрещивания учитывалась родословная. Размер рода пока еще был невелик. По традиции, которая происходила из жизни в горах, хотя экономическая необходимость и отпала, род дробился на части, после смерти родоначальницы. В новых образовавшихся таким образом родах место глав занимали ее дочери. При этом, естественно, происходило деление и стада, и мужей. Поэтому, чтобы избежать лишних проблем мужья, имевшие нескольких жен, были женаты, как правило, на сестрах, и при дроблении рода автоматически оказывались в одном новом роду. Как происходил в такой ситуации дележ старшего мужа, в плане организации несущественно, поэтому теоретически не вычисляется. Разумных вариантов можно предложить множество.

Человеческая популяция, организованная малыми женскими родами с прямым происхождением каждой женщины рода от главы, расселяется по всей степной территории Евразии, от Балканского полуострова до Монголии. Система организации хозяйства натуральная, устойчивая, самодостаточная. Между родами есть только взаимодействие в процессе заключения браков. Однако с достижением естественных границ природно-ландшафтной зоны, подходящей под кочевую форму хозяйства, начинаются проблемы, приводящие к определенным перестройкам. Дальнейший рост населения вызывает тесноту, нехватку пастбищ.

Теснота приводит к возникновению спорных ситуаций по поводу пастбищ. Такие случаи учащаются, становятся постоянными, конфликты зачастую вынужденно урегулируются с применением силы. В результате возникает потребность укрупнения коллективов родственников, поскольку более крупное объединение будет иметь преимущество в спорной ситуации. Решить это можно единственным способом, приостановить процесс дробления рода после смерти главы. Но кто в этой ситуации должен будет занять ее место? Старшая из ее дочерей? Возможный, но не идеальный вариант, поскольку значительная часть рода уже не будет происходить от нее по прямой. Но в роду есть один из старейших людей, связанный со всеми членами рода по прямой. Это муж всех дочерей умершей главы. Как это ни странно для женского рода, в этой ситуации занять место главы наиболее естественно будет именно ему. Прецеденты имеют место. Это в среднем укрупняет род приблизительно во столько раз, сколько у главы жен, что выливается в пользование лучшими пастбищами, и в результате приводит к повсеместной победе такой традиции. Во главе женского рода оказывается мужчина, происходящий из другого рода. После его смерти род дробится, и главами получившихся женских родов становятся, как правило, опять же мужчины, происходящие из других родов, его зятья.

Увеличившийся размер родов приводит к тому, что становятся возможны браки и внутри них. Для каждого молодого члена рода, достигшего нужного возраста, как правило, оказывается возможным подобрать пару внутри рода, состоящую с ним далее, чем в двоюродном родстве (менее 1/8 общего генотипа). А такие браки уже допустимы. Мужчины перестают уходить из рода, становясь, таким образом, полноправными его членами и наследниками собственности, как и женщины. Женское главенство в роду становится номинальным, опирающимся только на традицию, которая постепенно меняется в результате развития рынка.

Кочевой род является самодостаточной хозяйственной единицей, способной жить полностью самостоятельно в условиях натурального хозяйства. Однако возникновение разных видов деятельности, появление ремесленных товаров, развитие рынка, касаются и его. Сначала появляются новые виды домашних животных, потом ремесленные товары. Это интенсифицирует производственную деятельность, чтобы производить продукты не только для внутреннего потребления, но и для обмена. Рынок через новые технологии расширяет класс товаров, которые могут быть произведены в роду. Это приводит к разделению труда внутри рода. Причем оно естественным образом учитывает уже существующее разделение функций при воспроизводстве потомства и иные физиологические отличия мужчин и женщин. В результате, постепенно отдаляясь от основного производства, женщины теряют главенствующую роль в производственно-хозяйственной деятельности рода, и соответственно утрачивают общее влияние в роду. Разделение труда, появление новых видов деятельности и множества новых товаров, которые теперь могут быть приобретены, представляя собой ценность, приводит к дроблению собственности рода, ее приватизации, и расслоению по уровню жизни. В результате род утрачивает свое производственно-хозяйственное значение, по традиции сохраняя какие-то второстепенные и по мере развития цивилизации приобретая новые, военно-политические функции. Этот процесс окончательно делает род мужским. Нормы его дробления и формы наследования власти претерпевают дальнейшие изменения уже в результате иных механизмов.

В зонах, с природно-климатическими ландшафтами, не пригодными для кочевой формы ведения хозяйства, складываются новые виды деятельности. Освоение этих зон происходит уже в условиях сформировавшихся рыночных отношений. Природные условия для оптимизации экономики требовали минимизации социально-производственной единицы. Сопутствующее рынку разделение труда, учитывающее естественное биологическое распределение функций при воспроизводстве потомства и отличие мужской и женской физиологии, делало парную семью такой минимальной социально-производственной единицей из всех возможных. В результате этого род в земледельческой зоне продолжает существовать какое-то время по традиции, однако из-за отсутствия экономического значения очень быстро утрачивает свое значение. Военно-политические структуры в этой зоне возникают уже без его участия в результате иных механизмов.

Обсуждение результатов

Набор вопросов, затронутых в этой главе, частично совпадает с тем, что рассматривается в традиционной истории, частично выходит за ее пределы. Совпадают темы, потому, что хоть как-то надо уметь объяснять происхождение человека и эволюцию организационных форм, которыми жила человеческая популяция и то, что ей предшествовало. Поэтому совсем обойти молчанием связанный с этим набор тем в традиционной истории не удается, однако и разумной цельной картины не предлагается, да и не может быть предложено по объективным причинам. Дело в том, что никакие археологические находки не могут непосредственным образом осветить эти вопросы. Организационные формы в любом случае приходится моделировать по другим данным, таким как физиология, среда обитания, основной род деятельности и т.д. С умением же моделировать в традиционной истории дело обстоит совсем неважно. Поэтому из археологических находок извлекаются некие данные. Но для определения организационных форм популяции соответствующего периода уже требуется их интерпретация, которая, естественно, делается в рамках канонизированной истории, загоняя в тупик саму возможность построить хотя бы логичную статичную картину, не говоря уж о связанной картине эволюции.

Аналогично обстоит дело и с данными этнографии. Здесь в смысле конкретной статичной картины дело обстоит лучше, поскольку эти данные извлекаются непосредственно из жизни различных народов. Однако когда доходит до построения теории эволюции, связанной картины опять же получиться не может, поскольку достоверные данные этнографии пытаются интерпретировать в рамках неверной канонизированной истории, игнорируя во многих случаях элементарный здравый смысл. Поэтому в традиционной истории есть набор более или менее достоверных реперных точек по вопросам организации популяции, а теория эволюции отсутствует.

В настоящей публикации за основу взяты абсолютно достоверные данные вроде человеческой физиологии, и далее путем оптимизации больших социально-биологических систем получена непрерывная теория эволюции, как цепь постоянно возникающих, вытекающих одна из другой внутренних проблем большой системы. В результате эволюция предстает связанным динамичным процессом, а не в виде набора статичных точек, между которыми для заполнения логического вакуума приходится вставлять тысячелетние промежутки, как это делается в традиционной истории. А в результате непрерывной теории эволюции находят совершенно естественные объяснения многие достоверные данные этнографии, к интерпретации которых в рамках традиционной истории даже и не знали, как подступиться.

Первая теоретическая точка, принципиальная для понимания всей эволюции, связана с индивидуальным образом жизни человеческого предка. В традиционной истории этот эволюционный этап предпочитают обходить молчанием. Сразу рисуются картины охоты большой человеческой стаей на крупных животных вроде мамонта с использованием ловчих ям и простейшего оружия вроде деревянных заостренных кольев. Полная несостоятельность такой картинки может быть показана с разных точек зрения, но критиковать бесчисленное количество возможных бредней не входит в задачу этой публикации. Ее основная цель – конструктивная доказательная альтернатива. Поэтому можно гипотетически даже согласиться с картиной охоты человеческой стаи на крупных животных, но тогда с неизбежностью возникнет вопрос об этапе, предшествовавшем такой охоте. Человеческий предок должен был пройти от растительноядного образа жизни до такой охоты, хотя бы для того, чтобы перестроилась физиология. Этот этап, пока не использовался огонь, ловушки и оружие, обязан был включать охоту на более мелких животных. Но как это можно делать с человеческой физиологией в природном ландшафте, близком к тому, где живет растительноядная стая приматов? Вариант один – из засады. А это практически однозначно диктует индивидуальный образ жизни. Стая обезьян ну никак не может сидеть в засаде. Она легко фиксируется потенциальной жертвой по шуму и запаху. Но одного здравого смысла для моделирования в традиционной истории оказывается мало. Если нет данных археологии однозначно подтверждающих этот этап, а их просто не может быть обнаружено в Африке, то получается, что этот исторический этап как бы и вовсе отсутствовал в истории.

Итак, в традиционной истории полностью отсутствует этап индивидуальной жизни человеческого предка, хотя для доказательства его обязательности не надо ничего кроме элементарного здравого смысла. Второй принципиальный исторический этап, необходимый для эволюции – горное скотоводство. Доказательство этого посыла уже не столь элементарно, но все же сделано в первой части Теоретической истории чисто теоретически и вполне строго. А дальше большая система, подчиняющаяся принципам биологии, экономики и культурной преемственности, «сама начинает развиваться», решая те или иные возникающие системные проблемы, оптимизируя свою организацию.

В результате достигается первый замечательный рубеж – это социально-экономическая система горного скотоводства. Из данных археологии она не может быть получена. Из данных этнографии тоже. Поэтому вычислить ее без моделирования невозможно в принципе. Но она получилась просто, естественно и строго. К тому же ей нашлись кое-какие подтверждения, которые в традиционной истории до сих пор предпочитали игнорировать, считая их полным вымыслом. Во-первых, чисто женский род, называемый в греческой мифологии царством амазонок. Во вторых, описание злого одинокого скотовода в Одиссее Гомера.

Конечно, можно рассматривать это литературное произведение как полный вымысел. Однако есть набор элементов, позволяющих отнестись к некоторым приводимым там описаниям с большим вниманием, чем к современным сказкам. Во-первых, уровень технологий в точности соответствует тому, что было ранее получено теоретически, без каких-то специальных подгонок. Во-вторых, географически этот скотовод обнаружен приблизительно там, где и должен быть в соответствии с рассуждениями. В-третьих, его более крупный по сравнению с человеком размер и колоссальная физическая сила, психологический тип и образ жизни полностью соответствуют нарисованной выше теоретической картине. Слишком много совпадений, для того чтобы быть случайными. И позиция самого циклопа, когда он обнаружил в своем жилище мужчин ниже его ростом, исходя из нарисованной модели общества, тоже совершенно естественна. К замечательным совпадениям, которые едва ли могли быть случайными, можно отнести и культуру циклопа. Одиссей и циклоп понимали друг друга, пока говорили о простейших вещах. Это значит, что по происхождению у них был общий язык. Однако циклоп перестал понимать Одиссея, когда тот использовал понятие «гостеприимство», возникающее на следующем этапа эволюции.

В следующих частях Теоретической истории будет показано, зачем, когда и как создавались литературные произведения вроде поэм Гомера. Это период восемнадцатого – девятнадцатого веков. Скорее всего, автор Одиссеи имел подлинные записки конца пятнадцатого – начала шестнадцатого веков, откуда и были взяты описания циклопа. Отсюда все эти совпадения и практически отсутствие несовпадений, к которым можно отнести только рост, многократно превосходящий человеческий, и физиологическую одноглазость. Несовпадения это, скорее всего, метафоры, превращающие литературный персонаж в человекоподобное чудовище. В записках начала шестнадцатого века, к примеру, в принципе не могло быть понятия «в несколько раз больше», поскольку арифметика с действиями умножения и деления была создана только столетие спустя. Естественно, такого понятия не могло быть и в те времена, к которым относит создание Одиссеи традиционная история.

Совершенно необъяснимым феноменом в традиционной истории предстает «женский род» и соответствующая культура, называемая матриархатом. В чистом виде такой род не обнаружен, но его следов по данным этнографии очень много по всему миру. Так что соответствующий этап эволюции можно считать практически достоверным фактом. Как он разлагался, постепенно переходя в мужской род, более или менее понятно, но как он возник – по этому поводу в традиционной истории полный провал. Если исходить, как это делается в традиционной истории, из того, что человеческие объединения, род и племя, непосредственным образом происходят из животной стаи, то возникновение женского рода становится необъяснимым. И, тем не менее, эти принципиально несогласуемые друг с другом элементы уживаются сообща, представляя характерный для традиционной истории образец антинаучной культуры. Естественно, попыток объяснить какие-то более тонкие моменты из этой сферы в традиционной истории даже не делается. Одно из таких темных пятен – сохранение традиций женского рода у евреев, согласно традиционной истории одной из древнейших наций планеты, уживающееся одновременно с их библейской историей, написанной в духе традиции патриархального мужского рода. Этот клубок логично можно распутать, только признав, что не все в такой истории чисто. Но эти темные пятна, необъяснимые на уровне здравого смысла, в традиционной истории предпочитают обходить молчанием, как и многие другие. В следующих разделах Теоретической истории многие из таких «необъяснимых» феноменов получат простое естественное объяснение, как выше уже сделано с некоторыми из них.